Друзья познаются в огне [litres] - Леонид Андреевич Андреев

в мастерской со словами: «Ах ты, змей поганый, умыкнул тысячу баксов!» — Петра вновь жестоко избили.

Один из «опекунов» перед тем, как закрыть дверь на ключ, смеясь, крикнул:

— Ты ведь, кажется, капитан? На вот, квазимодо, прилепи себе на зад и подготовься: завтра с утра приезжает твой любимый шеф из командировки.

И он швырнул ему офицерский погон, зло проговорив:

— Это мы у того сучёныша на рынке отняли.

Этот погон Пётр узнал бы из тысячи, из миллиона. Это был тот самый погон, который он передал Алексею Артосову во время боя у вертолёта. При свете тусклой лампочки Пётр вгляделся в капитанский погон. На нём отчётливо были видны крапинки крови и небольшой обрывок некогда приклеенной фотографии. На этом обрывке остался кусочек платья Виолетты и фрагмент его ноги, тогда ещё целой ноги. Пётр прижал к груди погон и медленно стал качать головой, приговаривая:

— Выходит, там, на рынке, не Миша был, а моя Мариночка? Боже мой, боже мой!!! И как же я не догадался сразу, ведь всё сходится! И возраст, и знакомый голос, и то, как малыш постоянно произносил глаголы в женском роде. Пётр сдавил руками голову и в бешенстве закричал:

— Сволочи!!! Выпустите меня отсюда!!! Я должен немедленно её разыскать!

Он подполз к двери и остервенело начал бить по ней кулаком правой руки и культёй левой. Но никто не явился на шум. Немного успокоившись, Пётр тяжело вздохнул и задумался.

«Выходит, и тебя, дочка, бросила эта стерва, это чудовище, этот оборотень в юбке. Ладно я и мои родители, но чтобы родная дочь была в тягость — это выше всякого понимания. Нет у меня больше жены, а у тебя матери, дочка, нет. Я навсегда вычёркиваю эту тварь из своего сердца, из своей жизни, как бы тяжело ни было. Самое главное сейчас — это ты, Мариночка. Я непременно разыщу тебя, моя кровинка, и мы ещё будем счастливы, солнышко моё. Любовь к тебе утроит мне силы, и я вырвусь из этого адского круга. Я упал, чтобы встать, и буду верен принципу десантника: «Никто, кроме нас», а в сложившихся обстоятельствах — «Никто, кроме меня», потому что помочь мне абсолютно некому и я должен помочь сам себе. Доченька, теперь я знаю ради чего жить. Потому что всегда побеждает любовь. Я встану на ноги, обязательно встану и воспитаю тебя достойным человеком».

Теперь Пётр как заново родился. В сторону отлетела многодневная измождённость, усталость и боль. Его переполняла злость к своим мучителям. Воспалённый мозг лихорадочно заработал, ища спасительный выход из этой тюрьмы. И через некоторое время план созрел. В мастерской, где его содержали, все стены были утыканы мощными арматурными прутьями для навески тяжёлых автозапчастей и колёс. Даже над входом было несколько мощных штырей, на которые он и забрался утром, перед приходом Петра Палыча и его подельников-мордоворотов. Ночь он тренировался, чтобы план его сработал. Вся надежда была на силу в правой руке, которая, слава богу, пока не подводила.

Мощные штыри над дверями располагались весьма удачно, как по заказу. И Петру не составило большого труда закрепиться на них остатками ног и культёй левой рукой. Итак, он приготовился.

Лязгнул замок, и первым вошёл один из мучителей. Второй по каким-то причинам отсутствовал. Затем не спеша зашёл Пётр Палыч. Оба оторопели, ища глазами исчезнувшего пленника.

— А где наш квазимодо? — произнёс Пётр Палыч, поравнявшись с дверным косяком.

В этот момент капитан Дарьянов ухватил щуплого Палыча за волосяной хвост и, приподняв, начал накручивать хвост на арматурный штырь. Чтобы волосы не соскользнули с него, Пётр засунул их концы в арматурную щель, которая была пропилена как будто специально для этой цели. Пока капитан проделывал эту молниеносную операцию, Пётр Палыч орал от боли, а его помощник застыл в тупом недоумении, вместо того чтобы кинуться на выручку своему благодетелю.

Пётр заметил, что, несмотря на боль, его мучитель пытается достать что-то из кармана. Капитан догадался, что это должен быть пистолет. Так оно и было. Но Пётр опередил его. Он крепче сдавил суставом культи штырь, на котором держался, а правой рукой вырвал у своего мучителя пистолет, который в данный момент ох как облегчил Петру ситуацию. В этот момент очухался помощник и кинулся на помощь Палычу. Но было уже поздно: Пётр направил на него пистолет.

— Стоять! А не то продырявлю обоих. Мне терять нечего, кроме своих цепей. Отойди в сторону и сядь за стол. И впредь выполняй то, что я буду говорить.

Пётр аккуратно спустился и сел в стоящую рядом коляску.

— Возьми на столе чистый лист бумаги и ручку, — произнёс Петр, обращаясь к сатрапу Палыча. — Пиши:

«Я, Пётр Павлович, по фамилии такой-то, такого-то числа, за честно отработанное время в фирме “Слеза” передаю в вечное пользование капитану Петру Дарьянову инвалидную коляску и определённую сумму денег в таком-то количестве. С уважением, Пётр Палыч. Дата, подпись». Написал? Молодец. А сейчас дай Палычу ручку и пусть он подмахнёт. Что-что, а уж это он сможет.

Несмотря на ужасную боль, Палыч категорически отказался подписывать. Тогда Пётр взял его за штанину и потянул вниз со словами:

— Палыч, если не хочешь, чтобы я отдал твой скальп Чингачгуку Большому Змею, то подписывай.

Тот вновь взвыл от боли и кое-как подписал бумагу, которую держал его помощник, косясь на дуло пистолета.

— Замечательно, — произнёс Пётр, прочитав документ.

Далее он вновь обратился к помощнику:

— А теперь вытащи у Палыча бумажник и отсчитай сумму денег, указанную в документе. Только не ошибись, лишнего мне не надо, я беру столько, сколько заработал за всё время пребывания в вашем санатории. Кроме того, там завалялась тысяча баксов, которую Палыч взял у меня на хранение. Их тоже давай. И не вздумай дёргаться или удрать. Я редко промахиваюсь.

Взяв немалые деньги, которые, на свою беду, Пётр Палыч всегда таскал в своём кошельке, Пётр уже собрался покинуть честную компанию, как неожиданно в мастерскую, ничего не подозревая, ввалился второй мучитель Петра. Глянув на Палыча, он обомлел и, вытаращив глаза, выдавил:

— Палыч, ты чё, охренел? Вешаться надумал, чё ли?

— Какой же ты кретин, Вован, — еле выдавил Палыч. — Как же я могу повесить себя за волосы?

— Действительно, он же не барон Мюнхгаузен, — произнёс Пётр.

Второй помощник оглянулся на Петра и, оценив обстановку, резко вытащил пистолет. Пётр был начеку. Прогремел выстрел. Второй мордоворот схватился за простреленную ладонь и начал дико стонать, дуя на неё. А первый помощник от страха сиганул из мастерской и унёсся